Готов ли ты воевать, повернув все реки вспять?

Внучка генерала, дочка генерала, сестра генерала… По семейной легенде, по отцовской линии она вела род от венгерского короля Матвея Корвина. Определённо можно сказать, что Корвин-Круковские – старинный литовский дворянский род, происходящий от рода Глинских (Глинка). Самое смешное, что некоторые биографы пишут, что она «потерялась» в тени своей знаменитой младшей сестры Софьи Ковалевской. Речь, конечно, об Анне Жаклар (Корвин-Круковской). Ничего себе – потерялась… Она узнаваема, по меньшей мере, в трёх романах Достоевского. Помню, в школе на «Истории родного края» об Анне Корвин-Круковской упоминали обязательно. Всё-таки, она была участница Парижской коммуны. 

Фёдор Достоевский, не добившись взаимности от Анны Корвин-Круковской, мысленно расставаться с ней не спешил и возвращался к её образу неоднократно (Катерина Ивановна в «Братьях Карамазовых», Ахмакова в «Подростке»). Но самый очевидный случай – роман «Идиот», Аглая. В романе присутствует почти вся генеральская семья во главе с самим генералом (в книге – Епанчиным).  Достоевский в «Идиоте» тоже отправил Аглаю за границу, где она «стала членом какого-то заграничного комитета по восстановлению Польши и, сверх того, попала в католическую исповедальню какого-то знаменитого патера, овладевшего её умом до исступления...».

Судя по всему, Круковские появились на землях, входящих сегодня в Псковскую область, в середине XVIII века. В ревизской сказке 1795 года говорится, что «за провиантмейстером Василием Семеновым Круковским по 5-й ревизии состояло писаных за отцом его Семёном Ивановым Круковским по 4-й ревизии Торопецкого уезда в селе Мякошево и в деревнях Филипкове, Шляпине, Мелехове и Галковой крестьян мужского пола 46 душ». По всей видимости, земли приобрёл прадед сестёр Анны и Софьи Корвин-Круковских Семён Иванович. Полибино было куплено Круковскими в 1841 году, а вся семья переехала туда после масштабной реконструкции - в 1858 году.

Повесть Анны Корвин-Круковской «Михаил», возможно, повлияла на Достоевского, когда тот сочинял «Братьев Карамазовых». Во всяком случае, Софья Ковалевская уверяла, что Достоевский не отрицал «возможности «бессознательного» влияния образа Михаила на образ Алёши Карамазова».

Повесть (рассказ) «Михаил» (второе название - «Послушник») Анна тайно послала из усадьбы Полибино в журнал Достоевского «Эпоха» (В «Михаиле» героя отправляют в монастырь, где он убеждается в том, что его душевные страдания монахи и дядя-схимник облегчить не в состоянии). Достоевский повесть «Михаил», подписанную псевдонимом  «Ю. О-в», т.е. «Юрий Орбелов», как и предыдущий рассказ Анны «Сон» с удовольствием напечатал. Правда, вмешалась «духовная цензура», многое вырезавшая. Корвин-Круковская большим писателем себя не проявила. Достоевский, получив первую повесть «Сон», увидел, что произведение написано «с погрешностями против русской грамоты». И всё же идеи и литературный потенциал он разглядел. Позднее он разглядит и саму Анну – её красоту. Гонорар за «Михаила» и сопутствующее письмо были отосланы в Полибино. Тогда-то и случилась знаменитая сцена, когда ответ Достоевского попал в руки сурового отца Анны Василия Корвин-Круковского, и генерал-лейтенант в отставке безжалостно заявил: «Теперь ты продаёшь свои повести, а придёт, пожалуй, время, и себя будешь продавать».

По всей видимости, эта отцовская суровость во многом и сформировала характер будущей коммунарки. Она действовала «от противного». Если бы не отцовская жёсткость, из неё революционерки могло бы и не получиться. Что-то похожее происходило и со всей страной. Суровые охранители режима постоянно тормозили реформы, желая контролировать всё, и тем самым делали молодёжь более радикальной, толкая её в революцию. Среди русских революционеров первой и второй волны было много выходцев из состоятельных дворянских семей – детей генералов, губернаторов, генерал-губернаторов… Усадьба Полибино, находящаяся в 25 километрах от Великих Лук,  выглядела шикарно. Её сравнивали с замком. По иронии судьбы именно в ней воспитывалась будущий член русской секции I Интернационала, а с 1920 года в бывшем господском доме разместили Детский дом имени III Интернационала. Правда, Детский дом просуществовал там недолго. Его быстро довели до состояния непригодности, жить в нём стало невозможно, и детей-сирот перевели ближе к Невелю (позднее в здании разместили Полибинскую семилетнюю школу).

Родившийся в Великолукском уезде издатель крупнейшего исторического журнала «Русская старина» Михаил Семевский, тоже надеявшийся жениться на Анне Корвин-Круковской, описал её внешность в ранней молодости так: «Стройная прекрасная блондинка, с синими, иногда как бы зелёными, глазами и дивною волнистою косою».

Несостоявшийся брак с Достоевским – тот случай, когда в конечном итоге выиграли оба (Анна предложение отвергла, правда, в воспоминаниях второй жены Достоевского написано, что Анна Корвин-Круковская некоторое время была всё-таки невестой Достоевского, но потом Фёдор Михайлович будто бы взял своё предложение обратно).

«Я не так люблю его, - рассказывала Анна своей младшей сестре, - чтобы пойти за него замуж… Ему нужна совсем не такая жена, как я. Его жена должна совсем, совсем посвятить себя ему, всю свою жизнь ему отдать, только о нём и думать. А я этого не могу, я сама хочу жить. К тому же он такой нервный, требовательный. При нём я никогда не бываю сама собою». Достоевский говорил о том же самом другими словами: «Анна Васильевна - одна из лучших женщин, встреченных мною в жизни. Она — чрезвычайно умна, развита, литературно образована, и у неё прекрасное, доброе сердце. Это девушка высоких нравственных качеств; но её убеждения диаметрально противоположны моим, и уступить их она не может, слишком уж она прямолинейна. Навряд ли поэтому наш брак мог быть счастливым».

Анна уже давно мечтала вырваться из-под родительской опеки. Её мать в дневнике 1864 года  написала: «Анюта скучает, желает чего-то неведомого, этих, ей неведомых, наслаждений жизни». Всерьёз обсуждалось заключение фиктивного брака, но потом обошлось без этого. На взгляды Анны Корвин-Круковской очень сильно повлияла длительная поездка в Швейцарию, где в то время проходили два конгресса I Интернационала. После возвращения в Россию она долго здесь оставаться уже не могла и решила «вырваться из гнетущей, мешающей жить искренне и всерьёз серой полибинской обстановки», втайне от отца уехав в Париж. Там-то она и познакомилась с Шарлем Виктором Жакларом - автором книги «Теория коммунизма», будущим начальником 158 батальона национальной гвардии жили – во времена Парижской коммуны. Таким образом, Анна Корвин-Круковская вышла замуж не за Фёдора Достоевского, родившегося в 1821 году, а за французского журналиста, врача и революционера-бланкиста Шарля Виктора Жаклара, который был моложе Достоевского на 19 лет и старше Анны на три года. Муж самовыражаться новоявленной француженке, которую теперь звали Anna Jaclard, не мешал. Во время Парижской коммуны девушка из Полибино основала вместе с  Андре Лео ежедневную газету «Ля-социаль», стала секретарём Комитета Бдительности 18-го округа Парижа, помогала раненым (как и Софья Ковалевская), занималась реорганизацией женского образования, за что, по совокупности, после разгрома Коммуны была приговорена к каторжным работам. Однако, в отличие от мужа, её не поймали (подробности можно узнать у Ивана Книжника-Ветрова в книге «Русские деятельницы I Интернационала и Парижской коммуны»).

В секретном архиве III Отделения обнаружилось письмо, отосланное  графу Шувалову секретарём русского посольства Обресковым. В нём Анна Жаклар названа «мегерой» - «достойной супругой некоего Жаклара, начальника 10 легиона, отмеченного среди начальников-коммунаров своей кровавой натурой». Обресков сообщал, будто Анна Жаклар «была замешана в насилиях Коммуны, в арестах и в последних неистовствах сопротивления».

По поводу того, как Шарль Виктор Жаклар исчез из французской тюрьмы и объявился под Великими Луками в Полибино, существуют разные версии. Понятно лишь, что он бежал. По одной версии, его чуть ли не за руку при перемещении из тюрьмы в тюрьму увела его жена Анна. Но это мало похоже на правду. В тот момент она, вроде бы, находилась совсем в другом городе – Лондоне, и её опекал Карл Маркс (Анна Жаклар перевела несколько отрывков из «Капитала» на русский язык). По другой версии, Жаклар сбежал, притворившись женщиной, пришедшей навещать заключённого. Версий много, но ясно одно, что некоторое содействие в освобождении оказал никто иной, как суровый генерал Корвин-Круковский. Не такой уж он оказался и суровый. Он прибыл в Париж  и, пользуясь тем, что "имел связи" с Адольфом Тьером (временным президентом Франции), обратился к нему с просьбой о содействии в освобождении Жаклара. Тьер то ли косвенно помог, то ли обошлось без президентского вмешательства, но Жаклар оказался на свободе. Супруги Жаклар до смерти генерала Корвин-Круковского жили в Полибино (с некоторых пор муж Анны носил фамилию Жаклар-Корвин, превратившись в русского журналиста). Как ни странно, но общения с Достоевским, имевшим совершенно противоположные взгляды на жизнь, Анна Жаклар не прервала.

Вторая жена Достоевского (её тоже звали Анна, до замужества - Анна Сниткина) рассказывала: «Фёдор Михайлович и я были очень дружны с Анной Васильевной, хотя совсем не любили ее несколько фатоватого и "либерального" мужа... Не симпатизируя нисколько самому Жаклару, но исключительно сочувствуя положению его больной жены, я решила оказать ей дружескую услугу и тотчас поехала к К.П. Победоносцеву…».

Вот такие были отношения. Победоносцев, Карл Маркс, Тьер, Достоевский…

Достоевский не просто общался с супругами Жаклар. Он, помимо прочего, подбирал материал для своих книг. Некоторые литературоведы считают, что Ракитин в «Братьях Карамазовых» это и есть, хотя бы отчасти, Жаклар-Корвин, а зажигательная речь Жаклара, которую он произнёс в Женеве на конгрессе «Лиги мира и свободы», использовалась Достоевским при написании романа «Бесы».

А хлопоты Анны Достоевской были связаны с тем, что Жаклара (это уже было после смерти Фёдора Достоевского) обвинили в связи с русскими революционерами, готовившими покушения на Александра III (среди них был старший брат Владимира Ульянова-Ленина Александр). По этой причине Жаклара-Корвина высылали из России, но он просил отсрочку – из-за умирающей жены Анны. Начальник Департамента полиции Пётр Дурново, после обращения к нему Константина Победоносцева, в апреле 1887 года дал отсрочку на 10 дней.

Анна Жаклар умерла через полгода – 14 сентября 1887 года в Париже, в 43 года. Она тяжело болела (сердце, почки), но продолжала понемногу заниматься литературой и кое-что издавала – например, рассказ «Записки спирита», в котором разоблачались спиритические сеансы. В этом смысле она была АнтиБлаватская (о Блаватской я написал 13 августа). Но в чём-то она была на Анну Блаватскую похожа. Её всё время тянуло из тихой русской усадьбы на европейский и мировой простор. В рамки усадебной жизни она не вписывалась.

Попрёшься ли ты воевать
За свободу Гондураса и сектора Газа?
Не унять эту тишь да гладь.
И куда ты дел средство от сглаза?
Тебя лишили раздумий
И загнали в верблюжий угол.
Прямо у египетских мумий
Полицейский тебя застукал.
Тебя, кажется, видели в Сомали.
Ты шатался по Могадишо.
У самого моря ты был на мели.
Подойди же сюда поближе.

Ты идёшь, никого не тронув.
Накатывается усталость.
Скажи, сколько патронов
В твоём подсумке осталось?
Готов ли ты воевать,
Повернув все реки вспять?
В твоём военном билете
Стоят семь огромных печатей.
Тебе так темно на свете.
Командир твой – чревовещатель.

Цели равноудалены.
Хватит ли до Луны?