Мы ставим точки над I
ОСНОВАНА В АВГУСТЕ 2000 года
Читать газету
Культура
Алексей СЕМЁНОВ 03 мая 2017, 22:40
Первоначально было объявлено, что на улице «фестивальную волну начнёт» псковский духовой оркестр «Геликон», 21 апреля в 21:00 выступив у кинотеатра «Октябрь» «в сопровождении музыкально-световой инсталляции». Но в Пскове похолодало, пошёл мокрый снег. Mapping show (видеопроекцию на стену) и уличное выступление детского духового оркестра «Геликон» Псковского детского дома перенесли на 23 апреля. Но и 23 апреля погода стояла неустойчивая и холодная. Так что с «выходом в народ» в 2017 году не получилось. То есть в этом смысле фестиваль остался традиционным и в основном проходил в помещениях (в филармонии, театре и т. д.).
Незадолго до открытия фестиваля директор Псковской областной филармонии Артём Татаренко провёл брифинг, где предложил псковичам «поучаствовать в смелой акции» — выйти во дворы или прямо из окон своих квартир «продолжить час русской музыки», то есть что-нибудь сыграть или спеть. Эту музыкальную акцию тоже назначали на воскресенье, 23 апреля. Но псковичи предпочли в этот день проявить любовь к русской музыке другими способами.
И всё же главное отличие 43-го фестиваля от всех предыдущих в том, что понятие «русская музыка» было расширено и вышло далеко за пределы академической музыки — вплоть до выступления Александра Малинина (любителей творчества Малинина почему-то в Пскове оказалось немало).
Сергей Старостин на концерте в Пскове. Фото: Андрей Кокшаров
Перед началом фестиваля пришлось даже задать Артёму Татаренко вопрос: «Сколько произведений Мусоргского и Римского-Корсакова прозвучит в фестивальные дни?» Директор филармонии предложил посчитать самим. Я насчитал три, прозвучавших в Пскове (в других местах в эти дни не был). Открылся фестиваль гала-концертом в Псковской областной филармонии. Прозвучала увертюра на русские темы Римского-Корсакова. А в завершающий день, 26 апреля, в театральной галерее «Цех» музыканты из Псковского колледжа искусств помимо других вещей сыграли и спели два произведения Мусоргского и Римского-Корсакова, в том числе и «Не ветер, вея с высоты, // Листов коснулся ночью лунной; // Моей души коснулась ты — // Она тревожна, как листы, // Она, как гусли, многострунна…» (музыка Николая Римского-Корсакова, слова Алексея К. Толстого). Фестиваль тоже, как и гусли, в каком-то смысле оказался «многострунным»: классика, современная хоровая музыка, советская опера, фолк, рок, эстрада… Некоторым слушателям показалось, что это уже чересчур. Особенно эстрада. Как пошутил незадолго до открытия фестиваля Артём Татаренко: «В фестиваль хип-хопа мы не превратимся, хотя гарантировать не буду… Интересная мысль… Может быть, параллельно провести?»
Впрочем, концерт-открытие прошёл без резких отклонений. На сцене был симфонический оркестр Псковской областной филармонии (главный дирижёр — Эдуард Банько). К нему присоединялись Великолукский народный камерный хор «Кант» (руководитель — Иван Беседин), хор Псковского колледжа искусств им. Н. А. Римского-Корсакова (руководитель — Инна Суровицкая), хоры детских музыкальных школ Пскова и Великих Лук.
Иногда — с учётом сводного хора — на сцене одновременно выступало более ста человек. Прозвучали «Странное Рождество видевше» и кантата «Курские песни» Георгия Свиридова, русская народная песня «Как меня младу-младешеньку...» в обработке Дмитрия Шостаковича, «Турангалила» великолукского композитора Ивана Беседина, одна из кантат Михаила Ипполитова-Иванова «В память Пушкина», романс Виссариона Шебалина на слова Михаила Лермонтова «Утёс»… В разгромном постановлении 1948 года Политбюро ЦК ВКП (б) «Об опере "Великая дружба" В. Мурадели» директор Московской консерватории и композитор Шебалин упоминался трижды — вместе с Прокофьевым, Шостаковичем, Хачатуряном и другими «врагами». Политбюро называло их композиторами, придерживающимися «антинародного направления», в чьём творчестве «наглядно представлены формалистические извращения, антидемократические тенденции в музыке, чуждые советскому народу и его художественным вкусам». Шебалин был назван «противником русской реалистической музыки». В XXI веке мало кому в голову придёт называть Шебалина или Шостаковича антидемократическим извращенцем.
Иван Беседин во время открытия 43-го фестиваля. Фото: Андрей Кокшаров
Всё второе отделение концерта было отдано самому известному произведению Василия Калинникова — первой симфонии.
Предлагаю следующий, 44-й фестиваль открыть самой что ни на есть русской классической музыкой — увертюрой «Былина» того же Василия Калинникова, духовно близкой и Мусоргскому, и Римскому-Корсакову. Это та самая увертюра, которой тайно вдохновлялся автор «Гимна партии большевиков», композитор Александр Александров. Гимн был написан в 1938 году к XVIII Съезду Всесоюзной коммунистической партии большевиков (впоследствии он стал гимном СССР, а потом и гимном России).
«Былина» интересна тем, что в советское время почти не исполнялась, по всей видимости, по той причине, что в некоторых местах слишком уж напоминала гимн Александрова. Есть очень серьёзные основания говорить, что композитор Александров не просто вдохновлялся написанной в позапрошлом веке увертюрой «Былина», а позаимствовал (украл) из неё самое запоминающееся (примерно в середине седьмой минуты у Калинникова в увертюре, сочинённой в 1893 году, звучит тема, совпадающая с начальными тактами гимна СССР и России). Так что Александров просто плавно перенёс ноты Калинникова в свой гимн.
Как написал Георгий Свиридов, «русский человек перестал петь свою музыку. Он уже давно поёт чужие песни и пляшет под чужую дудку». Тогда, когда Свиридов это писал, это было ещё не так заметно, как сегодня. Хотя участие в псковском фестивале Андрея Котова, Сергея Старостина и Владимира Волкова с программой «Душеспасительные песни на каждый день» — прямое доказательство того, что «под свою дудку» русские люди петь пока не разучились. Выступление на большой сцене псковского драмтеатра, а также прошедший на малой сцене мастер-класс Котова и Старостина — лучшее, что я слышал в Пскове за долгое время.
Андрей Котов на концерте в Пскове. Фото: Андрей Кокшаров
В Пскове регулярно выступают музыканты мирового уровня, в большинстве своём классические. Но это не означает, что их концерты тоже обязательно оказываются мирового уровня. Бывает по-всякому.
К концерту, состоявшемуся на большой сцене псковского драмтеатра, обязательно следует добавить часовое общение с Андреем Котовым и Сергеем Старостиным на малой сцене, где желательно было ловить каждый звук, слушать каждое слово. Андрей Котов (руководитель Московского ансамбля древнерусской духовной музыки «Сирин», педагог и исследователь фольклора), держа на коленях колёсную лиру, произнёс: «Только тогда песня обретает смысл, когда она становится своей». А Сергей Старостин (мультиинструменталист, вокалист, этнограф, собиратель, аранжировщик, композитор) добавил: «Без присвоения песни не может быть. Но присвоение — это не отсебятина».
Распространено мнение, что в народной музыке важнее всего звукоизвлечение. Поёшь что-то малопонятное «по-древнерусски»… Но и Сергей Старостин, и Андрей Котов настаивали: важен смысл. Каждый исполнитель должен отчётливо понимать, о чём песня, уметь пересказать её своими словами, чтобы доказать, что смысл он понимает правильно. Как выразился Андрей Котов: «Если человек поёт «Господи, помилуй», а думает при этом о колбасе, то он поёт о колбасе».
Существует и ещё одно распространённое заблуждение: такие исполнители, как Котов и Старостин, поют абсолютно аутентично, точно так, как пели далёкие предки. Но и здесь Андрей Котов постарался развеять миф: «Если вам человек скажет: «Я спою, как пели древние предки», — не верьте».
Присвоение — это, конечно, не претензия на авторство. Просто надо понимать, что ты поёшь песню так, как чувствуешь и понимаешь. Но прежде чем петь, следует приложить усилия. Найти, изучить, понять, прочувствовать. Старостин, Котов и их коллеги собирают старинные песни, стараются воссоздавать дух прошлого, но отчётливо понимают: песня, звучащая сейчас, — это современная песня, потому что они сделали её своей. Это их голоса, это их инструменты, это их представление о жизни и смерти.
Таким образом, возникают новые песни, написанные в многовековой традиции. Они тоже звучат как народные — по той причине, что, по словам Андрея Котова, «народ — это я; каждый из нас — народ, независимо от места жительства».
Итак, «классический исполнитель передаёт чью-то волю, а традиционный исполнитель — хозяин, владелец», тем более что «народ — гениальный композитор». Именно по этой причине в первые годы советской власти начались гонения на традиционных исполнителей — лирников, кобзарей. Они были слишком самостоятельны и крепко связаны корнями с прошлым. Но от прошлого во имя будущего решено было отказаться.
Это было ещё более радикально, чем то, что происходило на Руси со скоморохами. О скоморохах Андрей Котов и Сергей Старостин тоже заговорили. «Репрессии относительно скоморохов сильно преувеличены», — высказался руководитель ансамбля «Сирин» Андрей Котов. «Но несколько возов всё же сожгли», — не согласился Сергей Старостин.
С лирниками и кобзарями при Иосифе Сталине получилось ещё хуже, чем при Иване Грозном со скоморохами. Разговор зашёл о том, как лирников и кобзарей созвали на съезд («произносились доклады, давались концерты — и после этого никого не нашли»). Кобзарей созвали на съезд и, собрав их там всех вместе, арестовали, а потом сослали или расстреляли.
У Роберта Конквеста о кобзарях и лирниках в книге «Жатва скорби» говорится: «… Путешествуя от села к селу, зарабатывали на жизнь исполнением старинных народных песен и переводом народных баллад. Они постоянно напоминали крестьянам об их свободном и героическом прошлом. Это «нежелательное явление» теперь было подавлено. Кобзарей созвали на съезд и, собрав их там всех вместе, арестовали. По имеющимся сведениям, многих из них расстреляли — в этом была своя логика, ибо от них мало пользы в лагерях принудительного труда».
Правда, в других книгах это отрицается. Будто бы всё это — слухи. Однако трудно отрицать то, что начиная с двадцатых годов ХХ века в СССР началась активная борьба с неподконтрольной самодеятельностью, в первую очередь с теми, кто имел отношение к народной музыке. Появились законодательные акты: «Об утверждении репертуара в учреждениях Народного комиссариата просвещения», «Об обязательной регистрации музыкальных инструментов в отделах милиции и НКВД», «Положение об индивидуальной и коллективной музыкально-исполнительной деятельности»… Иметь в своей собственности незарегистрированный музыкальный инструмент было почти то же самое, что иметь незарегистрированную печатную машинку. Неучтённые инструменты уничтожали, устраивались облавы… Музыкантов уничтожали тоже. До нас дошли свидетельства тех, кто всё-таки настаивает на том, что харьковский съезд кобзарей и лирников в середине 30-х годов состоялся, после чего 337 человек посадили в поезд — якобы для того, чтобы те участвовали в другом съезде — в Москве. Но поезд отправился в противоположном направлении — в Сибирь…
Так что с народной музыкой в СССР произошло примерно то же, что и со скоморохами в середине XVI века. Убрали одних скоморохов, непослушных, и заменили их другими, ручными. В СССР принялись настойчиво развивать псевдофольклор с участием ряженых. До сих пор таких коллективов хватает. Более того, их большинство.
У Андрея Котова и Сергея Старостина нет сомнений, почему кобзари и лирники в СССР не прижились: «Они были бродячие, неподконтрольные, говорили о Христе, были живой газетой. Как несогласных их убрали».
На концерте музыканты много шутили, но песни, которые они исполняли, в привычном смысле радостными назвать трудно. «Заведу я компанью», «Грешный человече», «Глубоко», «Стих о смерти», «Когда уйду»… Тема смерти в русских песнях, старых и новых, одна из главных. Впрочем, к ним потребовались комментарии: «Мы поём не о смерти, а о жизни. Просто это взгляд с другой стороны». Во время мастер-класса на этом остановились подробнее: «В некоторых русских общинах даже слова «смерть» не было». Вместо смерти говорили «перемена», «преставился» (от слова «переставил»).
Трио Котов–Старостин–Волков играет программу (в записи альбома кроме контрабасиста Владимира Волкова принимал участие ещё один участник группы «АукцЫон» Леонид Фёдоров) уже много лет. Репертуар расширяется. На псковском концерте прозвучала даже песня «Шумел камыш» («незаслуженно униженная в советский период»). На примере этой песни, по сути романса, видно, в чём особенность трио Котов–Старостин–Волков. В голосах и инструментах. Кажется, что это какая-то другая песня, с другим настроением и даже с другим смыслом.
Что-то похожее мы услышали и на малой сцене, когда, отвечая на вопрос о продолжении традиций («никуда ничего не делось»), Андрей Котов взял в руки колёсную лиру и вдруг начал петь «Миллион алых роз». «Жил-был художник один…» Андрей Старостин подхватил. И всё это действительно звучало совсем не по-эстрадному. Дуэт Котов-Старостин в эту минуту превратил песню Раймонда Паулса и Андрея Вознесенского в свою. Правда, музыканты отметили, что, исходя из русской традиции, в песне кое-чего не хватает: «Песня с подвешенным финалом. Герой должен был либо уйти в монастырь — и тогда бы это был духовный стих, либо утопиться — и тогда бы это был жестокий романс».
Как бы ни был хорош этот концерт, но публика на него, мягко говоря, не ломилась. Зал не был полон. Более того, люди бесцеремонно уходили прямо во время исполнения песен, в том числе и псковские музыканты. Я слышал, что они потом говорили, что ничего не поняли. Они не воспринимали эту русскую музыку русской. В их представлении русская музыка должна звучать совсем не так. Какая там колёсная лира? Какой рожок? Тем более какой кларнет и контрабас? Балалайка, гармошка — другое дело.
Ничего удивительного в этом нет. Не зря же почти сто лет назад в нашей стране выкорчёвывали такую музыку с корнем. Чтобы к подобной музыке привыкнуть, посещения одного выступления, даже такого проникновенного, недостаточно.
Во время антракта (показывали удостоенную нескольких наград оперу «Не только любовь» музыкального театра «Санктъ-Петербургъ Опера») часть зрителей спешно покидала областную филармонию со словами: «Колхоз какой-то…» Но это действительно был колхоз, и удивительно, что некоторые зрители так и не сориентировались во времени. Композитор Родион Щедрин много-много лет назад сочинил оперу из колхозной жизни (либретто Василия Катаняна по мотивам рассказов Сергея Антонова). Нынешняя постановка режиссёра Юрия Александрова приятно удивила Родиона Щедрина. Он посчитал её лучшей для этой не самой известной оперы.
Сцена из оперы «Не только любовь» Родиона Щедрина. Фото: Андрей Кокшаров
На дворе бесконечный дождь. Бригада бездельничает — «забивает козла». Комбинезоны, керзачи, тельняшка, канистра со спиртным подмышкой, частушки («Коли парень изменил — это не изменушка, а тогда изменушка, когда изменит девушка»). Нет, частушки прозвучат позднее, когда появятся озорные доярки. На заднике советские газеты с бодрыми отчётами — «вести с полей». Но это, как и дождь, всё же фон. Основная линия, как и в почти любой опере, любовная. Кроме того, в этой опере много танцуют. Коллектив молодой, энергии много. Когда Родион Щедрин побывал на премьерном показе оперы «Не только любовь» в «Санктъ-Петербургъ Опера», то вспомнил о провальном спектакле 1961 года. «Знаете, почему провалился тот спектакль? — спросил композитор и сам же ответил: — Потому что убоялись секса. А вот здесь сегодня не убоялись. И всё получилось». В аннотации к опере «Не только любовь» написано: «А искушённые меломаны смогут угадать в сюжетных коллизиях параллели с «Онегиным» и даже «Кармен». Но и разница между оперой «Не только любовь» и оперой «Евгений Онегин» примерно такая же, как между колхозной деревней и дворянской усадьбой.
Ещё одним нововведением 43-го фестиваля был приезд в Псков рок-группы «Калинов мост», не выступавшей здесь с 1989 года. Отлично помню тот концерт. В Дом культуры строителей мы приходили тогда дважды (концерт перенесли на следующий день). Но перед нынешним концертом лидер группы «Калинов мост» Дмитрий Ревякин больше вспоминал псковское выступление 1988 года, то есть свой первый приезд в Псковскую область (тогда концерт проходил на Запсковье, на заводе ТЭСО). Прошло почти тридцать лет. Перед разговором я переслушал старую кассету с несколькими песнями, записанными на том концерте, и спросил Дмитрия Ревякина: «Вы удивились, когда вас пригласили на фестиваль имени Мусоргского и Римского-Корсакова?» «Удивился? Нет... Мы тоже скоро станем классиками…» — ответил Дмитрий Ревякин (рассказ о концерте и интервью с лидером группы «Калинов мост» читайте в следующем номере).
Александр Николаев. «Голоса». Выставка «Странная любовь к музицированию».
В заключительный день фестиваля в театральной галерее «Цех» открылась выставка «Странная любовь к музицированию». Приятные странности проявились не только за счёт работ Андрея Кузнецова (именно о них сообщалось в афише). На деле же к странным (вымышленным) инструментам Андрея Кузнецова (петербургского художника-«митька») добавились работы Александра Николаева. Любовь к музицированию от этого стала по меньшей мере в два раза страннее, и к диковинам Кузнецова добавились произведения Николаева. Получился дуэт, хотя в действительности это был уже не дуэт, а целый оркестр и сводный хор. Таким образом, открытие выставки было созвучно гала-концерту, открывавшему фестиваль.
«Не так прост наш народ, как его любят малевать», — как сказал Сергей Старостин.
.jpg)