Мы ставим точки над I
ОСНОВАНА В АВГУСТЕ 2000 года
Читать газету
Архив
Да, как ни странно, как ни печально это осознавать, но псковская неторопливость в деле создания музея Всеволода Петровича Смирнова чревата именно такими выводами: забывают, уже забыли! Попробуйте разубедить в этом вдову Всеволода Петровича – архитектора, художника Наталью Сергеевну Рахманину. Нечем разубеждать, нечем оправдаться, когда тебе в лицо, со всей прямотой, на которую уж Наталья Сергеевна имеет полное право, говорят такое: никому не нужно, ничего уже не будет…
Об этом «будет – не будет» мы беседовали с Натальей Сергеевной перед открытием псковской выставки Всеволода Петровича. А «договаривали» уже в Малах – в том дивном, просторном, честном доме, созданном руками самого Смирнова. Но в первую очередь говорили, конечно, о том, что было.
- Наталья Сергеевна, почему Всеволод Петрович выбрал Псков? И как он его выбрал?
- В Псков Всеволод Петрович был приглашен в 1955 году. Директор псковской «Реставрационной мастерской» пригласил его на должность главного архитектора. Есть такая немаловажная деталь его биографии: когда он оканчивал институт, то собирался стать современным архитектором. Однако он был учеником известного архитектора Ивана Владиславовича Жолтовского, который декларировал, что любой современный архитектор в своем творчестве должен опираться на наследие. Сам Иван Владиславович опирался на Ренессанс, целый ряд зданий, построенных им в Москве, носят следы ренессансной классики. Всеволод Петрович изначально решил, что поедет работать в Ярославль. И тут такое предложение – старый русский город Псков. Он согласился.
Наталья Сергеевна Рахманина. Фото: Лев Шлосберг
Проработал в «Реставрационной мастерской» год с небольшим (к тому времени и я к нему уже приехала), как случилась очередная «перестройка». Никита Сергеевич Хрущев решил: зачем тратить деньги на памятники архитектуры? Мы должны строить новую страну, жилые дома. И нашу мастерскую закрыли! Закрыли мастерскую, в которой была и проектная часть, и часть строительная. Она хорошо работала! Но её закрыли, расформировали: строительных рабочих и всю основную базу отдали в «Ремстрой», а нас, архитекторов, перевели в «Псковоблпроект». В Пскове не хватало дипломированных архитекторов, так что пара архитекторов там пришлась в самый раз. И мы стали заниматься гражданским строительством. Но иногда нам перепадала и реставрация.
И тут повезло. Из Москвы приехал в Псков и ныне здравствующий, слава Богу, корреспондент центральной «Правды» Юрий Дмитриевич Черниченко. Посмотрел, что уже было сделано при Всеволоде Петровиче, и опубликовал в «Правде» статью о безобразном бездействии, о том, что мастерскую надо восстанавливать. А это было совсем не просто: ломать всегда легче, чем строить.
После этой статьи, которую тут же, взяв «под козырек», перепечатала «Псковская правда», вновь была создана проектная группа «Реставрационной мастерской» в других условиях, в другом помещении – на берегу реки Великой в маленьком деревянном домике. Самое ужасное было то, что всех рабочих разогнали, утрачено было оборудование. Но были еще в мастерской в те годы хорошие плотники, и каменщики хорошие. Это очень важно. Они еще умели держать топор в руках, умели тесать плиту. Были истоки.
- Если бы не счастливая случайность, воссоздавшая реставрационную мастерскую, как Вы думаете, остался бы Всеволод Петрович в Пскове?
- Не та счастливая случайность – ничего бы не было! Или было бы… когда-нибудь. А остался бы он здесь или нет, это трудно сказать. Город-то сам чудный. Он очень любил Псков, сорок лет здесь прожил, и все свои силы отдал Пскову. Почему так и обидно: сорок лет жизни – и ничего! Его уже забыли.
- Нет!..
- Забыли! Время работает против. И я мало верю, что будет в Пскове музей Всеволода Петровича. Дело в том, что это сейчас никому НЕ НУЖНО. Лишние музеи не нужны, они не дают дохода. Даже Русский музей и Эрмитаж не живут на собственные средства, они тоже нуждаются в государственной дотации.
- Наталья Сергеевна, а что есть наследие Всеволода Петровича?
- Это, прежде всего, реставрация, огромное количество спасенных им памятников архитектуры. Во-вторых, это возрождение художественной ковки. Не было бы сегодня в России кузнецов, не было бы факультета художественной ковки в училище Штиглица (бывшее училище имени Мухиной). Этого ничего не было. Он – первый. Митя, мой сын, который привез на выставку всё «железо», всё не хотел его выставлять: говорил, что это не лучшее, что сейчас в любом магазине такое продается. Правильно! Сейчас есть лучше и больше. Но он же был первый! Он же был первый… Это вообще его заслуга, что в России возродилась художественная ковка.
- Можно ли говорить о школе Смирнова?
- Школа Смирнова? Сейчас многие называют себя его учениками. Когда был открыт факультет художественной обработки металла, Всеволод Петрович хотел там преподавать. Но ректором был Яков Николаевич Лукин, и он Всеволода Петровича на работу не взял. Спрашивали потом – почему? Сказал, что ему не понравились его пуговицы с орлами. И не взял. Были, видимо, какие-то личные причины… Однако студенты первых курсов приезжали к Всеволоду Петровичу на практику много лет. Даже одна барышня была у них на факультете. Сейчас и у вас есть кузнечный дворик. Работают люди, любят это дело.
- Как родился проект восстановления Покровской башни, как это было придумано?
- Покровская башня и Покровская церковь – так называемый Покровский угол стены Окольного города – это его первые работы. Вы знаете, что Покровская башня была засыпана при Петре I, превращена в бастион. Когда раскрыли этот интерьер, выяснилось, что всё можно было бы восстановить.
Шатер Покровской башни было решено сделать по образцу северных шатров: когда бревно в бревно врубают, получается очень прочная конструкция – чисто русский северный прием. Войдя туда, можно было посмотреть весь впечатляющий объем интерьера.
Шатер в конце концов сгорел. Теперь все разводят руками – ах, где взять столько денег! На самом деле это стоило очень недорого. Всеволод Петрович сам ездил в лес, сам отбирал деревья – надо было найти длинномерный лес. Но только он – молодой и сильный – мог позволить себе такую работу!
Чтобы сделать проект и рабочие чертежи, необходимо было делать макет. Макет башни он сделал сам. Этот макет стоял у нас в квартире, где-то даже хранится фотография, где мой сын Митя, которому еще года не было, стоит прямо в башне. Потом макет этот был отдан музею.
- Но если браться за восстановление шатра башни, надо заново создавать и проект? Который еще нужно будет согласовать и утвердить?
- Я не знаю, с кем еще и что надо согласовывать. Ведь был шатер восстановлен. Масса фотографий осталась. И если люди не дураки, то… То, видимо, не хотят делать шатер по северному образцу.
Рядом с башней была Покровская церковь. Она двучастная. Церковь Рождества и Покрова Богородицы есть на плане 1740 года. И был воссоздан Покровский угол – очень редкий ансамбль. Церковь работает, там служат. Во всяком случае, она сохраняется.
Еще одной из значительных его работ была церковь Илии в Выбутах. Ее барабан был очень сильно наклонен, главы не было. Была угроза обрушения. С большим трудом барабан выпрямили, очень опасная была работа. Поддомкратили барабан. Тело барабана было не только из цельного камня, там были еще горшки для облегчения кладки. Работа была опасная – могло всё и рухнуть, но, слава Богу, всё обошлось. Восстановили храм.
Второй по значимости была работа по Псково-Печерскому монастырю. Надо сказать, что когда заключался договор с монастырем, директором «Реставрационной мастерской» был Всеволод Петрович. Человек беспартийный. Ни один партийный босс никогда не позволил бы себе заключить договор с действующим монастырем. А он заключил. Рабочие туда бегом бежали! Работать было хорошо: платили вовремя, кормили. И была восстановлена Печорская крепость XVI века, все шатры башен. После того, как это было сделано, из других городов приезжали десятки реставраторов, чтобы познакомиться с этим опытом. Только талантливый человек мог так вот понять. Шатры и кровли по пряслам башен были из теса. Материал, конечно, ненадежный, поэтому сейчас решили всё покрыть медью. Не лучший способ. Медь очень сильно нагревается, может погибнуть вся деревянная подоснова. Но люди не знают этого…
А было хорошо сделано. Впрочем, когда Союз художников представлял Всеволода Петровича на звание заслуженного художника СССР (а это звание присуждалось крайне редко), то партийное начальство это представление не согласовало. Ответили, что Всеволод Петрович Смирнов не может стать заслуженным художником СССР, поскольку он не член профсоюза.
- Реставрация монастыря – это было государственное финансирование?
- Почему государственное? При чем тут государство? Государство восстанавливало памятники архитектуры, не арендованные церковью. Действующие храмы, монастыри восстанавливались за свой счет. Псково-Печерский монастырь в то время получал колоссальные дотации из-за рубежа, от русской эмиграции. Так всё сошлось, совпало.
– В процессе работы и выяснилось, что на Покровской башне и на Псково-Печерском монастыре необходимо было восстановить прапоры (флюгеры). И с этого времени Всеволод Петрович начал заниматься ковкой. В «Реставрационной мастерской» работали два кузнеца-старообрядца: Кирилл Васильев и Петр Ефимов. Им было около восьмидесяти лет. У них и учился мастерству Всеволод Петрович. С этого всё началось: воссоздание всей ковки в России! Та огромная армия кузнецов, которая сейчас есть, они все пошли отсюда. Всеволод Петрович первый заинтересовался ковкой как художественным материалом, а не просто как коня подковать, подвес сделать.
Многие его работы погибли. В Москве гостиницу «Интурист» ломали, и все сделанные им композиции пропали. Одно из произведений – птицу-фонтан – должны были установить в советском консульстве в Вашингтоне. Уже и запаковали, привезли в Вашингтон. И там это всё… Может и до сих пор гниет, если не украли. Потому что опять произошел тогда скандал с США – по поводу подслушивающих устройств в консульстве. Так из-за межправительственных кризисов всё и было утрачено. Причем как это собрать, как сделать – никто не знает, кроме моего сына.
Всеволод Петрович Смирнов. Фото из архива
После смерти Анны Андреевны Ахматовой приехал Лев Николаевич Гумилев. И попросил Всеволода Петровича сделать крест на могилу матери. Подлинная фраза, которую он при этом произнес: «Пусть Союз писателей делает для моей матери что угодно, хоть конную статую. Но я на могиле матери поставлю крест». Всеволод Петрович сделал этот крест из толстущего котельного железа. Тяжелая была работа. Он придумал и всю символику надгробия: на фотографии, представленной на выставке, она еще не закончена. На одном крыле креста был металлический голубь. Писатели-то не понимали, что голубь – это не голубь мира, а святой дух… Его пару раз украли, не знаю – есть ли он сейчас или нет.
Знаменитый памятник на могиле неизвестного солдата в Пскове Всеволод Петрович создал совместно со Львом Павловичем Катаевым и Владимиром Сергеевичем Васильковским. Памятник сделан из списанных зенитных орудий. Между прочим, я посмотрела недавно какой-то планчик, там вообще авторство памятника указано не было. Как будто авторов не было вообще. Хотя я много нашла публикаций о деятельности Всеволода (одно время думала, что создадут музей – я всё собирала). В каком-то польском журнале нашла такую оценку: один из лучших памятников, посвященных Победе. Эти орудия, поднятые в небо.
Кстати, они вместе с Катаевым и Васильковским делали проект памятника на горе Соколихе – в память о Ледовом побоище. Проект был блестяще провален. Понимаете, в те годы за скульптуру платили с количества квадратных дециметров…
- Ого…
- Да, и чем больше был памятник, тем больше получал скульптор. А они придумали этот памятник на совершенно другой основе. Они же архитекторы, сделали очень красивый проект, решенный архитектурным способом, но там скульптура Александра Невского получалась такая… Не очень большая. Скульптора это не устроило, и новая команда сделала то, что стоит сейчас на горе.
- Какие-то «письменные источники» наследия Всеволода Петровича сохранились? Его архив, то, что можно было бы издать?
- Ничего он не записывал! У меня остались его письма. Осталась его переписка с Беллой Ахмадулиной, с Дмитрием Лихачевым, с Львом Гумилевым. Вообще материал колоссальный.
- Это надо издавать…
- Что значит надо? Кто это будет издавать? Кому это нужно? Когда умер Всеволод Петрович, первое, что я сделала, написала его краткую творческую биографию. И сунулась к псковскому начальству: давайте создадим музей. Те: «Да, да, да! Конечно!». Издали какой-то указ – и всё. Деньги так и не появились. В его бывшей мастерской (дом начала XX века в Покровском углу) сделали ремонт. Дом, во всяком случае, спасли, он и сейчас в нормальном состоянии.
- Так что же нужно?
- Деньги! Что еще нужно… Когда всё это дело затормозилось, пошла речь о том, чтобы сделать в этом доме, предполагаемом музее, магазин. Я написала письмо Президенту, попросив, чтобы в Псков он это письмо не пересылал – иначе толку не будет. Письмо, конечно, переслали. Но и здешние испугались, магазин там не сделали. Помещение передали братству кузнецов, некоммерческой организации «Покровский угол» под руководством Виктора Дмитриева. И там намеревались сделать музей. Я десять лет жизни потратила, борясь за этот музей. Всё бесполезно. Никому музеи у нас в стране вообще не нужны. Здесь музей Спегальского еле отстояли, а ведь Юрий Павлович – это явление, безусловно.
- А каким вы видели музей Всеволода Смирнова?
- Я расскажу. Мы думали над тем, чтобы это была такая «круговая» экспозиция. И первый раздел должен быть посвящен военному прошлому Всеволода Петровича, он же всю войну прошел, был ранен, контузия была тяжелая. Все его награды, ордена и даже грамоты с портретом Иосифа Виссарионовича должны были быть в музее. Потом – раздел по его реставрационным работам с использованием современных способов показа, то есть с демонстрацией фильмов о нем. Их, кстати, довольно много – это документальные киноработы, также у меня много своих съемок, я этим одно время занималась.
Потом его «железо»… В одном из зальчиков музея в полу должно было быть смотровое окно, откуда было бы видно кузницу – она же в подвале была. И вот через это окно можно было бы посмотреть, как работают кузнецы. Всё это было и всё это есть. У меня картотека очень большая: на каждую вещь, на каждое письмо. Одних публикаций в разных газетах о Всеволоде Петровиче было 63. Фотографий очень много.
- Но сам Всеволод Петрович знал какой-то секрет обращения с властью? Его, говорят, не только слушали, но и слушались?
- Ну, довольно… наглый был человек. И мне-то с ним жилось не просто. А с начальством он поступал своеобразно. Была у нас начальником управления культуры Анна Ивановна Медведева. Это она говорила: «Ну, зачем нам в Пскове, Всеволод Петрович, столько церквей XVI века? Давайте одну-две оставим, остальные снесем». Крутой человек была. Но многое сделала для Пскова. Это Анна Ивановна дала мне карт-бланш на поездку в Москву с проектом охранных зон, который утвердили, минуя (не без причин) псковский уровень. Как на меня тогда здесь орали! О, я столько знаю всякого – и хорошего и плохого, что… Лучше бы я померла поскорее. Так вот, Всеволод Петрович приходил к Анне Ивановне и, если его приглашали на два часа, то в приемной сидел не более 15 минут. Потом спрашивал – скоро ли его изволят принять? Если время не называли, Всеволод Петрович уходил. Просто уходил.
Делал так, как хотел. У него очень много было знакомых в Москве: ученых, писателей, поэтов, актеров. Он дружил с Радием Петровичем Погодиным – это совершенно прекрасный детский писатель. Он в последние годы жизни, кстати, еще и писал маслом. Всеволод Петрович очень дружил со Львом Гумилевым, с Беллой Ахмадулиной. Юрий Рост приезжал. Сюда к нему вообще очень много народу приезжало.
Я помню, какая паника была в КГБ, когда к нам приехал индийский посол. Всеволод Петрович с ним познакомился у Беллы, тот захотел приехать. И приехал. А ведь это же особо охраняемая персона. Было очень смешно, как за ним ходили люди в штатском. На лестнице все время кто-то чистил ботинки, сотрудники ненавязчиво стояли у пивного ларька – в ожидании, когда посол выйдет. Да кого у нас только не было… Приезжал какой-то американский миллионер, давно еще, году в 80-м. Пришел в мастерскую с женой, и они с ней долго спорили – какой подсвечник у Всеволода Петровича купить. Подсвечники эти стоили 10 рублей. Но они никак не могли решиться: жена хотела один, миллионер хотел другой – и настоял на своём. Сева взял у него десять рублей, а потом взял другой подсвечник и передал супруге: «А этот я вам дарю».
- Хорошо!
- Да, умыл. Побаивались его, конечно, в какой-то степени. Но отняли уже в постсоветское время звонницу, в которой он работал, и которая была практически его мастерской. Это звонница храма Успенья с Пароменья. Отняли, хотя и обещали, что не сделают этого. Когда храм передали церкви, Владыка Евсевий, тогда еще архиепископ, обещал, что кузницу не выселят. Но обещания своего не сдержал. И Всеволода Петровича выселили оттуда, несмотря на все его просьбы. После чего там одно время был просто склад арбузов. Теперь идет речь о том, чтобы вернуть туда кузнецов, но какая гарантия, что их опять оттуда не выгонят? Гарантий, я считаю, никаких.
- Кузница, наверное, была исключительно мужским местом?
- Конечно. Всеволод мне даже говорил: «Не ходи в кузницу, баб не пускают». Но у нас в Малах была маленькая кузница, здесь я ему помогала: не было другого человека для подсобных работ.
- А все-таки удивительно: архитектор – и увлекся ремеслом. Да еще таким – довольно тяжелым…
- Да, это был очень разносторонний человек, который был талантлив во всем. Как человек эпохи Возрождения. Это теперь всё так необыкновенно сузилось, но раньше! Кто был архитектор, зодчий? Первый человек в деле. Он решал всё: где будут фрески, где будет барельеф, где будет стоять скульптура или висеть картина. Если ты архитектор и проектируешь, предположим, больницу, значит, и об этой будущей больнице ты тоже должен знать всё: какая будет специализация, какие больные будут лежать, какие должны быть окна и прочее – всю технологию! Когда Всеволод Петрович что-то проектировал – он думал обо всем. Это сейчас после архитектора приходит дизайнер и вообще ничего не оставляет от первоначального замысла.
А его акварели? Чутье художника – именно художника, не архитектора – дало ему возможность создать столько акварелей. Писал он всего 10 лет. Это работы 60-х годов прошлого века. Только! Потом он писать перестал. Мне объяснил, что стал писать одинаково, стал повторять себя. Это подлинные акварели, но написанные пастозно, то есть очень большим количеством красителя, густо. Это техника мало известна. Где-то, может, и есть истоки. У него было потрясающее чувство цвета. Я всегда сначала показываю свои работы, а потом его. Они настолько серьезнее, более мощные, настолько лучше он чувствует соотношение цветов – не сравнимо со мной. Это мужская живопись. Монументальная акварель.
Я сейчас сделала уменьшенные репродукции его работ, постеры хорошего качества. Продаю. Это, кстати, тоже воспитывает. Сейчас ведь уровень культуры ужасно упал. Уровень цивилизации поднимается день ото дня. А уровень культуры с той же скоростью падает. Поэтому надо пропагандировать, показывать хорошее. Посмотрите эти работы. Посмотрите – это очень важно.
P. S. Выставка памяти Всеволода Петровича Смирнова – передвижная. Это часть большого проекта, который начался в Москве, а после Пскова продолжится в Санкт-Петербурге. В Пскове экспозиция будет работать два месяца. Посетите выставку. Посмотрите на работы Смирнова. Это действительно очень важно.
.jpg)