Воспитание чувств

Стихотворение про киску, которой не дают украсть сосиску, Лев не переносит на дух. Как услышит «Плачет киска в коридоре, у нее большое горе», - так в слезы. «Нет, нет! не надо!» Только когда ребенок внятно заговорил, мы поняли, в чем причина нелюбви. Киска-то плачет, и киску – жалко.

Признаться, я удивилась. Откуда у младенца неразумного что берется? Мы ведь не учили специально жалеть животных, у нас и кошки-то нет. Все Левино общение с хвостатыми происходило во дворе. Конечно, мы объясняли, что кису надо трогать осторожно, что кисе может быть больно, приучали аккуратно гладить, выходили вместе подкармливать бездомных котов. Но не более.

Львиную способность к сочувствию мне случилось оценить и на собственной, без иносказаний, шкуре. Недавно я сильно разбилась, упав с роликовых коньков. Лев, не видевший момента падения, сильно распереживался, обнаружив травмированную маму. «Мамочка, очень больно? Мамочка, не плачь!» И хотя я старалась скрыть от ребенка факт физических страданий улыбками и разговорами, он удивительным образом чувствовал боль и пытался разделить ее. Все время лечения был ласков, заботлив, послушен и даже предлагал хозяйственную помощь.

Сострадание – качество, присущее далеко не всем людям. И я рада обнаружить его у своего сына. Но мало обнаружить, хотелось бы еще и сохранить.

Профессионалы от педагогики утверждают, что доброту, жалость, сострадание в ребенке можно и нужно развивать. Этому благому делу способствует объяснение чужих поступков и чувств, поощрение добрых дел ребенка похвалой, чтение эмоциональных книг и просмотр соответствующих фильмов. Конечно, везде говорится о родительском примере – если отец злобно пинает кошку, то и сын, вероятно, повторит сей «подвиг».

С утверждениями педагогов трудно поспорить. И все же, мне кажется, в специальной литературе незаслуженно обойден один момент. Ребенок вряд ли будет добр и внимателен к другим, если сам обделен состраданием и сочувствием. А «нежаление» детей, особенно мальчиков, – довольно популярная практика. Часто приходится слышать: «Ну, ударился, что такого?» или «Что ты ноешь? До свадьбы заживет». «Ничего, пройдет», - как сказал один маленький сосед по песочнице, предварительно больно зарядив мне в лоб машинкой. Папа взглянул на отпрыска с одобрением.

Нас же самих часто обвиняют в излишней нежности по отношении Льву. Мол, неженку растим и плаксу. Действительно, сын может подбежать ко мне или к папе после самого незначительного падения. «Упал больно», - говорит Лев, и мы обнимаем и жалеем его. Через минуту «Все, уже прошло», - и ребенок радостно убегает набивать новые шишки. Так что, плача от «плаксы» слышать и не приходится.

Саша воспитывался несколько строже. Стыдить за слезы и падения его, конечно, никто не стыдил, но часто мы подшучивали над такими происшествиями. Александр и сам довольно быстро научился потирать ушибленные места со смехом и выучил фразу «Кто не падал, тот не поднимался». Позиция, в общем-то, неплохая, но рассчитывать на искреннее сочувствие старшего сына мне не приходится. Он может подбодрить, подшутить, проигнорировать, но никогда не выражает жалости.

Хотя, нет, ошибаюсь. Александр очень трепетно относится к растениям. Он никогда не сломает играючи ветку или лист, очень переживает, когда так делают другие, и лечит раны всем деревьям во дворе. По его мнению, растения – самые безобидные и беззащитные существа на планете, и поэтому нуждаются в опеке. Откуда взялось такое отношение – объяснить не берусь.

Еще Саша с младенчества щедр и великодушен, а Лёву таким пока не назовешь. Позиция «Все лучшее – всем поровну!» существовала в семье всегда. Но старший сын, получив карманную «зарплату» бежит в магазин, покупать мороженое на всю семью, а младший начинает возмущаться, когда его склоняют к дележу.

Мне даже случалось всерьез обижаться на Льва за категорический отказ делиться и отвратительный публичный скандал на этой почве. После долгой прогулки как-то купила большую аппетитную булочку – на двоих, потому что для одного едока объем был явно чрезмерный. И тут Лева истерически завопил, что булочка только его, ломать он ее не позволит, съест все сам, ну и что, что лопнет. Никакие объяснения «на двоих хватит, давай поделим» не помогали. Лев орал, и прохожие с осуждением кивали головой, глядя, как жестокая мать пытается отобрать пищу у голодного ребенка.

Признаюсь, с трудом удалось взять себя в руки и спокойно спросить:

- Лев, ты голоден?

- Да!

- Животик урчит?

- Да!

- Мы долго гуляли и проголодались. Я тоже очень хочу есть. Булочка большая, давай поделим пополам.

- Нееет, мояяя, - опять закапризил Лев, прижимая измятую плюшку к груди.

- Ну и ладно, пошли домой.

Ребенок хмуро поплелся за сзади, даже не пытаясь воспользоваться своей добычей. Через пару минут он дернул меня за руку и всхлипнул:

- Мамочка, прости, давай поделимся.

Сцена примирения была очень трогательной. Кстати, с тех самых пор Лев научился просить прощения.

Но больше всего, как ни абсурдно, меня волнует выражение детьми такой эмоции, как радость. Они проявляют ее… ну, слишком бурно. Саша может ликовать под окнами в самый разгар сиесты, а Лев – звонко смеяться в поздний час, когда соседи уже спят. Конечно, дети на то и дети, чтобы искренне радоваться и веселиться. Но ведь со временем они превратятся в подростков, чьи крики во дворе будят весь дом, и во взрослых, которые от неконтролируемой радости врубают музыку в ночи на полную громкость. Признаюсь, мне будет очень стыдно за сыновей, если они вырастут вот такими же весельчаками.

Немного отрезвило и Сашу, и Льва знакомство со стариками-соседями. Теперь, чтобы дети затихли, достаточно напомнить, что за стенкой живут старенькие бабушка и дедушка, сон которых хрупок и тревожен. Так что и в настоящей радости есть доля сочувствия.

Елена ЧЕРЕПИЦКАЯ.

Продолжение следует...

Предшествующую публикацию см. здесь.