Пушкин спасает Россию от падения в периферийное существование и оставляет ей возможность свободы
Закончился 44-й Пушкинский Праздник поэзии. Он был прекрасен! Вот так сразу – с восклицания. Когда долго ждешь и, наконец, дожидаешься, то уж тут не до сдержанности и осмотрительности, не до того, что скажут более рассудительные люди. Какой нас встретил ливень при въезде в Пушкинские Горы, какое непроглядное небо! Вот и перестраивай всё. Но к открытию солнце было умыто и молодо, и радостно слушало детей из Новомосковска, Себежа, Пскова, их доверчиво чистое чтение пушкинских стихов (только дети возвращают им настоящую ясную подлинность, словно они всегда сверстники его вечной детскости и чистоты).
А уж потом только смотри афишу Праздника и поспевай всюду. И там только открой сердце, и уже будет не пересказать. Да и не надо, потому что восславишь одно, умолчишь о другом (всего не обнимешь) и пробежит тень досады у обойденных.
А были одинаково высоки выставки, конкурсы и спектакли, детские и взрослые письма, которые летели в этот день с Поляны с Пушкинской благодарностью наставникам и учителям с его святым правилом «Не помня зла, за благо воздадим!».
Сейчас бы на знамени родной истории это написать – и мы были бы спасены! А здесь была счастливая разведка этого спасения. Были глубоки и серьезны – и даже в насмешливости бережны – стихи поэтов России, и Поляна училась сходиться к ним, как в прежние годы. И даже при неизбежных накладках, когда стихи профессионалов на время перекрывались стихами тех, кто только искал себя на портале «Стихи. Ру» (площадки оказались слишком близки) виделась улыбка – «племя младое, незнакомое» брало дерзостью и искало скорее оказаться на месте профессионалов.
И как жадно слушались советские песни, которые с любовью возвращал нам Евгений Дятлов, и как подпевалось песням русским, которые со счастливым озорством пела Пелагея! Как бессильны были комары у Острова Уединения совладать с вниманием к «Руслану и Людмиле», хотя Сергей Мигицко читал поэму не один час!
Нет, не зря в девизе Праздника было выставлено это родное, забываемое нами, но все живое в сердце «Здесь русский дух, здесь Русью пахнет!». Был, был русский дух во всем сиянии дня, и было немного грустно, что день при теплом закате отходил так скоро.
А назавтра на Литии какое чудо – молодое утреннее солнце окружилось сияющим нимбом радуги, чтобы и слепое, ожесточенное и усталое сердце увидело, что «солнце русской поэзии» незакатно и что надо Россией встаёт, наконец, подлинно Пушкинский день! И не на день встает, не одним именем, а долгожданным возвращением смысла и цельности нашего так долго разоренного и так медленно собирающегося сознания.
Разве напрасно лучшие умы Росси определяли его как «солнечный центр нашей истории», как «центральный момент русского культурного развития». Разве напрасно слово «русское», кажется, вовек, даже еще и до его рождения, ходило в обнимку с Пушкиным и было неразделимо с ним, как условие единства, и Пушкин был светлым улыбчивым Образом (страшусь сказать – иконой), таинственно и закономерно обнимавшим в своем роду двенадцать святых наших месяцесловов.
Казалось, нам этой правдой уже не дышать. Соединительные союзы ушли в изгнание, уступив место разделительным, и мы уже вот-вот навсегда позабудем союз «и» для «или-или». И нам уже не почувствовать родства «чудного мгновения» и «ура, наш царь», естественного согласия в одном сердце «графа Нулина» и «Бориса Годунова», отчего Александр Сергеевич и непереводим на иные языки и так и остается миру загадкой. Потому что там эта чудная цельность необратимо унесена историей. И сами европейские языки уже не знают этого небесного «всё во всём», этой исполненности, в которой слово не оборвало связи с райской адамовой прародиной, а помнит, что оно было у Бога и было – Бог. А вот, оказывается, мы только ждали и опять готовы быть «целыми».
К сожалению, мы были долго понуждаемы миром к «уравнительной пошлости прогресса», которая в свой час заставляла кипеть гневом К. Н. Леонтьева. Но вот сейчас видно, что если спохватимся и вспомним, «на чем основано от века самостоянье» России и захотим удержаться от падения в периферийное существование, повернем от потребы дня к небесным основам, то «темницы рухнут, и свобода нас встретит радостно у входа». Свобода быть самими собой перед Богом, а не ряжеными в чужом театре. А Александр Сергеевич, как во все трудные времена русской истории с улыбкой встретит нас, как блудных детей. И мир, тоже уставший от своей дробности, с благодарностью повернется к нашей цельности и поймет, что и его-то задание и спасение – Пушкин.
А нам не жалко. Он же – солнце. И Праздник впервые после долгих лет так полно и обещающе показал, что солнце – незакатное. Его хватит на всех!
Валентин КУРБАТОВ
Фото: Лев Шлосберг
Смотрите также:
«С Пушкиным от А до Я». Часть первая. На фоне Пушкина
«С Пушкиным от А до Я». Часть вторая. У Пушкина в Михайловском