Вспомнить всё

Ну вот. Папа уже заказал билеты, чтобы поехать в Псков за Львом, Погостили и хватит, пора воссоединяться. Мальчика мы, конечно, обрадовали:

- Жди, скоро папа приедет.

Мальчик обрадовался, как всегда, по-своему:

- Папа? А что мы с ним будем делать? О! Пойдем в кафе-горку, как с мамой ходили!

Присутствующие при разговоре взрослые несколько удивились: что за кафе-горка? Кафе под горкой? На горке? Рядом с горкой?

Я, хоть и поняла, какое заведение сын имеет в виду, предоставила ему возможность самому донести свою мысль:

- Кафе такое всё большооое. Я там пил яблочный сок, кидался шариками и катался с горки. А горка — корабль!

- Большая, как корабль? - заинтересовался дедушка.

- Нет. Горка — корабль!

Поскольку старшие родственники уже собрались смеяться над «детскими фантазиями» (что чревато Львиными обидами), пришлось вмешаться и объяснить, что горка в игровом центре действительно в форме корабля, с канатами и штурвалом. И тут из Льва посыпались подробности: с какой девочкой он на горке познакомился, что они рисовали, как поссорились с мальчиком за право «рулить кораблем»... События, замечу, трехмесячной давности. Какой, однако, злопамятный ребенок!

Вообще, вопрос Львиной памяти меня сейчас волнует особенно остро. Ребенок на год почти был подкинут бабушке — как это отразится на нем, на наших отношениях? Утешители говорят — мол, даже и не вспомнит, маленький еще. А я что-то сомневаюсь.

Младенческая память — удивительный процесс. Кто-то ничего не помнит из дошкольного детства, кто-то хранит воспоминания из двух-трехлетнего возраста. Маму новорожденный может вспомнить и через месяц разлуки, а папу не узнает уже через пару дней.

Однозначных научных данных о том, как формируется и развивается детская память, до сих пор нет. Так что эта «отрасль» богата легендами — о малышах, помнящих свои «предыдущие жизни», о «детях-индиго», сохраняющих в памяти момент рождения и даже моменты до того. У нас, между прочим, тоже есть семейная легенда на эту тему. О том, как девятимесячный Лев безошибочно узнал место папиной работы, тырнув в него пальцем и сообщив «папа», хотя до этого бывал там только в зачаточном, скажем так, состоянии. Все, конечно, знают, что это совпадение. Но мысль «а вдруг дети и правда что-то помнят из дорождения?» иногда таки мелькает.

С самими детьми память тоже играет как хочет. Подкидывает какие-то малозначительные, на первый взгляд, подробности, вытирая целые пласты событий и даже значимых людей. Александр, например, напрочь забыл свою прабабушку, которая проводила с ним много времени, нянчила и баловала почти до самой школы. Но вот птичек и зверюшек, которых она ему вырезала из книг и позволяла клеить на стену — совсем маленькому, года не было — он помнит. Помнит запах прабабушкиных пирожков с капустой, что любил ее соленые огурчики — тоже. А вот самого человека — будто не было. Ни черт, ни голоса, ни действий. Может, память таким образом защитила ребенка от потери? Избавила от необходимости осознавать, что близкий человек умер? Если так, то очень милостиво с ее стороны.

Но вообще я никогда не в состоянии предугадать, что мои дети запомнят, а что забудут. У Саши, мне казалось, должны были остаться не слишком неприятные воспоминания из раннего детства — на фоне-то развода родителей. А он помнит свой первый конструктор «лего», адрес одной из съемных квартир (учили наизусть, чтобы не потерялся) и какие-то красные сандалии, которые, оказывается, страшно не любил, но был вынужден носить по родительскому распоряжению. Я вот, как ни стараюсь, не могу найти в собственной памяти доказательств существования этой злополучной обуви.

Лев тоже уже сейчас удивляет избирательностью запоминания. Как-то мы с ним, трехлетним, провели две недели в Ростове. Ходили в музей на палеонтологическую выставку, видели огромный скелет динозавра, проводили почти настоящие раскопки. Ездили в зоопарк, слышали, как рычит настоящий тигр, кормили белку с руки. Жили, в конце концов, в новой обстановке, в чужой квартире, гуляли с собакой, не на шутку враждовали с кошкой и даже получили травмы... Но разве он это вспоминает? Нет! Он помнит ровно один момент — как мы ехали домой на электричке и ели мороженое. Но зато со всеми подробностями — как дядя продавал это мороженое прямо в поезде, какого цвета была упаковка, как оно таяло, капало и пришлось завернуть его в несколько салфеток. Почему именно этот момент? Большая загадка.

А! Избирательная Львиная память сделала еще один хитрый финт: взяла и вытерла все мои попытки заниматься с ребенком чтением. И ведь были созданы своими руками пособия на тему любимого мультфильма про Простоквашино, вырезаны карточки по слоговой методике Зайцевых, потрачено немало времени и сил. Но прошло несколько месяцев — и Лев категорически отказывается: «Ничего не помню, не было ничего». Правда, слоги повторно научился быстро складывать — может, забытый навык все-таки работает, а, может, просто время пришло.

Мне немного обидно — сколько стараний пропало зря. Хотя, конечно, главное не то, чтобы сын запомнил буквы и слоги. В конце концов, читать-считать его могут научить и педагоги-репетиторы. Мне важнее, чтобы маленькие случайные лоскутки его детских воспоминаний были яркими и теплыми. Ведь это единственное, что ничем никогда нельзя заменить и никак нельзя исправить — память о детстве.

Елена ЧЕРЕПИЦКАЯ.

Продолжение следует.

Предшествующую публикацию см. здесь.