Журналист Антон Красовский. Фото: Алексей Наседкин
Вопреки прогнозам русских аналитиков, люди даже не позвали с собой лидера Национального фронта Марин Ле Пен, зато пригласили королеву Иордании и лидера Палестины. Меркель и Кэмерон, Нетаньяху и Олланд, Саркози и Порошенко – в одном ряду – вели за собой колонну тех, кто не мог не сказать, что, несмотря на горе, мы не станем ненавидеть. Невзирая на страх, мы не откажемся от истинной Франции с ее свободой, равенством и братством. И пусть миллиарды людей против нас, но миллиарды и с нами. И наши миллиарды – честнее, смелее, чище, добрее и сильней. Ведь даже этот гранатомет, с которым убийцы заявились в редакцию Шарли Эбдо, придуман в Европе.
А автомат Калашникова, из которого расстреляли художников, – тоже в Европе?
Или Россия – не Европа?
А может, Азия?
Или у нее, у России, действительно какой-то свой путь, где со скрипом сохраняются скрепы? Где живут Бог и правда, где русский царь все так же ловит окуньков. Ну или хотя бы пенсионеров, вышедших к Кремлю с плакатами Je Suis Charlie.
Ни Путин, ни Медведев не поехали в Париж. Путину, как известно, после смерти Ганди скучновато в компании каких-то там меленьких европейцев. Медведев попросту расслабился и – кажется – даже научился получать удовольствие.
Отправили Лаврова. В колонне его поставили в четвертый ряд, где-то между военным атташе посольства Нигерии и министром образования Гондураса. И если б всё происходило на первомайской демонстрации в Москве, было бы ясно, что профсоюзной путёвки ему не видать. Лавров грустно прошёл пару кварталов, а потом поехал в русскую церковь ставить свечу за Донбасс.
Казалось бы, министр не сделал ничего важного, но он ответил. Ответил на этот самый вопрос: а кто мы?
Россия, конечно же, Европа, иначе б никто никуда не поехал. Но Европа – самая провинциальная и от этой своей провинциальности обиженная и озлобленная. Европа на отшибе, Европа, без которой сама Европа легко обойдется, как Россия обойдётся без Крыма.
В сущности, нынешняя Россия никому не нужна. Вся она – вот в том четвертом ряду, между Нигерией и Ганой. Странная, полупустая, недоговороспособная страна. То ли огромная, то ли не особо, навроде Монголии. Всё равно ж в тайге никто не живет.
Для нынешнего европейца Россия – как для древнего римлянина Иудея времен Христа. Дальняя, чужая, надменная, злобная и фарисейская колония. Только сюда никто не вводил манипулы, не селил прокуратора, не требовал дани.
Мы сами так решили. Сами колонизировались.
Мы решили, что Европа – наш враг, а Америка – вселенское зло. Что базы в Польше угрожают каждому из нас. Что слово, данное нами украинцам, ничто, что любящие друг друга мужчины попадут в ад, а кавказцы с золотыми «стечкиными» – в рай. Ведь кавказцы со «стечкиными» – за Путина. И как иначе?
Я – русский.
Каждая капля моей крови – это Дон и Волга, Днепр и Нева. Я бы и рад найти что-то другое, но нет: вот он, мой прадед–казак. Шашка наголо, глупая улыбка, чуб. 1914 год. Могилев. Вот мой прадед – профессор Московского университета. Борода и пальто с кенгурячим воротником. За спиной университетский гербарий. Вот еще один прадед – директор смоленских школ, сын предводителя дворянства. Пенсне, модная тогда толстовская рубашка. Экипаж у крыльца. Вот четвертый – аксельбанты, нагайка, геройский Георгий. Гербы и горбы, крепостники и крепостные. Россия, как она есть. И вся – во мне.
Их нет.
Но она есть. И есть я.
И я – русский человек – заявляю: идите в ж*пу!
Я русский – и я европеец.
Вы спрашиваете меня: хочу ли я базы НАТО у русских границ? Нет! Я хочу эти базы в России. Я хочу натовские боеголовки в Пскове и в Твери, во Владивостоке и в Новосибирске. Но я хочу, чтобы это были русские боеголовки.
Россия – Европа и потому должна быть в НАТО.
Перед нами голодная Африка, страшный боевой Китай, непредсказуемая Индия, огромный мусульманский мир – мы должны быть вместе. Не с Китаем – с Англией. С Германией. С Венгрией.
Я русский – и я европеец. Я хочу, чтобы Россия была членом ЕС. Я считаю, что я имею право ездить в Афины и Хельсинки без виз. И я хочу гарантировать безопасность Евросоюза.
Я русский – и я европеец. И я хочу, чтобы русский президент стоял в одном ряду с президентом Франции и канцлером Германии. Более того, я хочу, чтоб он всегда был между как объединитель, как гарант. Как совесть новой Европы. Совесть Достоевского. Совесть Толстого. Совесть Сахарова и Политковской.
Я русский – и я европеец и хочу, чтоб тут – в моей стране – были свободы, записанные в моей Конституции. Свобода слова, свобода собраний, свобода мысли и вероисповедания. Я отстоял их в августе 1991-го, и я никогда не забуду, что у меня их украли в декабре 1999-го.
Я русский – и я европеец, и я хочу, чтобы таджик, сомалиец и монгол не боялись в моей стране выходить на улицу. Я хочу отвечать за их жизни, как хочу отвечать за жизни своей семьи, своей общины. Я хочу слышать голос муллы на московском минарете так же, как звон колоколов в своей церкви святого Антипы на Волхонке.
Я русский – и я европеец, и я хочу знать, что мой народ – все эти 142 миллиона моих людей – должны и имеют право выбрать своего президента, своего губернатора, своего мэра. Я хочу дать им это право. И отстоять его.
Я русский – и я европеец, и я хочу, чтобы каждый взрослый человек имел право любить любого другого взрослого человека. Чтобы они могли вступить в брак, держать друг друга за руку в реанимации, воспитывать детей, разводиться и даже судиться за имущество.
Я русский – и я европеец. Я хочу, чтобы моя страна держала слово перед теми, кому она так нужна. Например, перед Украиной, безопасность и свободу которой мы обещали. Мы – каждый из нас. И мы это обещание не выполнили, как любые лжецы и лицемеры.
Я русский – и я европеец, и я хочу, чтобы мой президент выложил в инстаграмме карточку своей семьи с напечатанными на принтере плакатами – Je Suis Charlie. Потому что я русский, я европеец и Je Suis Charlie.
И мой Бог – тоже Шарли.
И мой мир сейчас вертится вокруг Шарли.
И выбор понятен. Есть только добро и зло, свобода и несвобода, любовь и ненависть, Европа и черт знает что. Шарли – и братья Куаши.
Я – русский. И для меня есть только первый ряд.
Четвертого я не приемлю!