Не сбавляя темпа

Однажды Принс сказал: «Про меня много чего уже наговорили, и в основном всё это неправда». Но то, что 57-летний американский певец и мультиинструменталист Принс Роджерс Нельсон внезапно умер 21 апреля 2016 года, всё-таки похоже на правду. Тело его кремировали, а церемонию похорон засекретили. То же самое недавно случилось с Дэвидом Боуи.

В разговорах о Принсе вспоминать принято именно о Боуи. Но совсем не потому, что их музыка похожа. Совсем не похожа. Их сравнивают потому, что оба решительно мешали музыкальные жанры, бесконечно экспериментировали, а заодно ещё и эпатировали. Но мне Принс больше напоминал другого нарушителя спокойствия – Фрэнка Заппу. Тот тоже был трудоголиком и скандалистом, хотя на гитаре играл не столь впечатляюще и самые трудные партии поручал другим гитаристам.

Вообще-то, Принса всегда раздражало, когда его с кем-то сравнивали – особенно часто с Джимми Хендриксом. Принс объяснил, что с Хенриксом его сравнивают только потому, что «он черный; это единственное, что роднит меня с ним». «У меня больше влияния Сантаны, чем Хендрикса», - объяснил Принс, но вряд ли кого-нибудь переубедил. Особенно в России.

В нашей стране о Принсе, в отличие от Хендрикса и Сантаны, вообще мало кто знал. И совсем не потому, что о нём мало говорили. Помню, лет двадцать пять назад по центральному телевидению в удобное время показали целый концерт Принса, где на своей гитаре он творил чудеса. В видеосалонах крутили фильм «Бэтмен» с музыкой Принса. Фирма «Мелодия» выпустила несколько его виниловых пластинок (Graffiti Bridge, Diamonds And Pearls). Они сейчас лежат со мной рядом. Как и виниловый диск Принса Purple Rain, в оригинале выпущенный Warner Brothers в 1984 году. Но я купил Purple Rain в Пскове значительно позднее. Диск был польский – 1988 года.

Принс.

Нет, о Принсе при желании можно было узнать. Но его музыка, по всей видимости, просто не для русского уха. Недаром же его противопоставляли популярному у нас Майклу Джексону.

А самой известной в России песней, написанной Принсом, оказалась чувственная баллада об утраченной любви Nothing Compares to You («Никто не сравнится с тобой»). Но исполнял её не автор, а Шинейд О’Коннор. Она делала это даже лучше, чем Принс.

В каждом втором некрологе о Принсе пишут как о поп-певце. Это бы его не обрадовало. О «попсе» Принс отзывался пренебрежительно, но по нашим отечественным меркам он действительно занимался поп-музыкой.

У Принса есть песня Funknroll. Очень подходящее для Принса название. Он действительно исполнял фанк-н-ролл. Временами жёсткий, но почти всегда ритмичный и танцевальный. Повторяющиеся в песне Funknroll слова «Давайте веселиться!» у нас не слишком соответствуют понятию рок-музыка. Року последние лет сорок предписывались минорные ноты.

Хотя Принс мог всё. Пронзительных баллад им написано и сыграно немало. В известном концертном выступлении Джеффа Линна, Тома Петти и Стива Уинвуда в битловской песне While My Guitar Gently Weeps («Пока моя гитара тихо плачет») Принс исполнил роль гитариста Эрика Клэптона.

Жанровых комплексов у него не было (достаточно послушать его кавер-версию композиции Creep(«Слизняк» или «Ничтожество») группы Radiohead).

И всё же рефрен «Давайте веселиться!» был Принсу явно ближе.

«Я никогда не грущу, - бодрился Принс. - Никогда не останавливаюсь, не сбавляю темпа. Я - весь в музыке, и она увлекает меня вперёд».

Если почитать десяток-другой его интервью, начиная с тех, что он давал в детстве школьной газете, то можно понять, что для него значила музыка. Она была спасением. Поэтому он так много сочинял, записывался и концертировал. Почти безостановочно. Для него важно было не сбавлять темп: на другой скорости ему было трудно жить. По этой причине не раз случалось, что он выпускал по два-три оригинальных альбома в год. В 2015 году выпустил два.

Принс совсем не был весельчаком в привычном смысле слова. Скорее, он был весёлым революционером. Музыкальным бунтовщиком. Неспроста одна из его групп, выпустивших самые известные альбомы, называлась The Revolution.

Но он был не из тех музыкантов-бунтарей, которые в основном бунтовали, швыряя телевизоры с верхних этажей из своих номеров в гостиницах. Принс бунтовал по-крупному. Самая известная история - это когда он противопоставил себя звукозаписывающей компании Warner Brothers. Ему диктовали условия, и это ему не нравилось.

«Мне, например, хотелось бы выпустить блюзовый альбом - не разрешают! – возмущался он. - Записывающими компаниями заправляют люди, которые полагают, что им подчинена уже вся Америка. Но это не так…»

В конце концов он на несколько лет убрал из афиш и альбомов своё имя, данное ему при рождении. Перестал исполнять на концертах все знаменитые песни, включая Purple Rain. В общем, нанёс удар – причём больше по самому себе – и не пожалел об этом. Было непонятно, как рекламировать его диски и концерты, но он не сдавался. В суд пришёл с соответствующей надписью на щеке: SLAVE (РАБ) (в СССР заключённые в знак протеста делали татуировки «Раб КПСС»). Но Принс объяснял, что надпись на лице, которую он одно время делал часто, совсем не означает, будто он раб Warner Brothers. Принс говорил, что он «раб истины», а «надпись постоянно об этом напоминает». Но slave не только «раб», но и «работяга». И это как раз про Принса, записавшего 39 студийных альбомов, продюсировавшего несколько групп и сыгравшего на бесчисленном множестве инструментов. При желании многие могут найти в его творчестве подходящий своим вкусам альбом: Purple Rain – это новая волна с синтезаторами, Rainbow Children – фанк с дудками и звуками джазовой гитары, N.E.W.S. - джаз, джаз-рок, эмбиэнт ( с четырьмя инструментальными композициями: «Север», «Восток», «Юг» и «Запад»). Он двигался во все четыре стороны. Про соул, ритм-энд-блюз и хип-хоп и говорить нечего.

Принс вообще много слушал Майлса Дэвиса, и его влияние временами заметно. Хотя сдержанности холодноватого Майлса Дэвиса ему хватало ненадолго. Принсу надо было веселиться, танцевать до утра в своём родном Миннеаполисе в окружении девушек ослепительной красоты, рядиться в пышные одежды и петь что-нибудь вроде: «Давай выйдем из-под контроля!»

В нашей стране такая музыка не могла найти массового слушателя. Его танцевальные вещи были со слишком сложными и многомерными аранжировками, и любители незамысловатой развлекательной музыки её не воспринимали. А суровым любителям рок-музыки он был ещё более чужд. Его музыка была слишком «чёрная».

К тому же он не баловал разнообразием тем. Их было в основном две: любовь и секс. Случалось, его тексты переходили привычные границы, и тогда он писал о безумии и жестокости войны, о расовых предрассудках, о лжи пропаганды… И всё-таки в основном всё закономерно вращалось вокруг любви и секса. Как написали лет семь назад в Los Angeles Times: «Никто до него не писал столь ярко и сильно о сексе» («Пот с твоего тела покрывает меня», «Я не могу передать, что она сделала со мной», «Я хочу стать твоей фантазий, // Может быть, ты станешь моей» и т.д.). Ханжой он уж точно не был, что не мешало ему то и дело обращаться к Священному Писанию. Но выводы он делал неожиданные, в своём духе. Кто ещё, кроме Принса, мог бы сказать: «В библейское время секс всегда был прекрасен. И это понимаешь, читая Священное Писание, а потом стараешься найти женщину, с которой ты можешь это испытать»?

При росте 1 метр 57 сантиметров он всегда был в окружении поклонниц – знаменитых и не очень. («Всем ясно, что ты – причина, по которой Господь создал женщину».) Стоит ли говорить, что при таком росте он обожал играть в баскетбол?

Лет пятнадцать назад Принс сказал: «Гастролировать буду до самого последнего дня». Почти так и получилось. В последнем, как оказалось, предсмертном туре он был на сцене один – за роялем. Потом внезапно заболел, вернулся домой в Миннеаполис. Вроде бы стал выздоравливать, готовился к продолжению тура, катался на велосипеде…

Умер он в своём доме 21 апреля. За прошедшие с тех пор дни о нём рассказали все СМИ, включая те, которые при жизни Принса о нём не вспоминали ни разу. Если бы всё это попалось ему на глаза, он мог бы преспокойно повторить: «Про меня много чего уже наговорили, и в основном всё это неправда».

Правду надо искать в самой музыке. «Возможно, - пел Принс, - я просто слишком требователен, // Возможно, я просто, как мой отец, слишком дерзок…»

Скорее всего, это и есть секрет успеха этого артиста. Он был слишком требователен к себе и другим, слишком дерзок. И это выделяло его среди многих других талантов.

«Мы знаем, как закончится этот фильм», - пел Принс. Но если фильм талантливый, то, даже зная, чем всё это закончится, есть желание его пересматривать.

* * *

Самый знаменитый альмом Принса Purple Rain открывается сумасшедшей песней Let's Go Crazy – про то, что «в этой жизни всё намного сложнее, чем в загробном мире», и про то, что надо «пройти через эту штуку под названием «жизнь»».

Позволим ли мы лифту
Спустить нас вниз?
О, нет, вперёд!
Если лифт пытается спустить тебя вниз,
Сойди с ума и бей по кнопке высокого этажа.

Тело Принса обнаружили в лифте.